"Эйслер приезжал к нам. И не раз. Он ездил к горе Магнитной и записывал песни казаков-кочевников, песни, в которых уже встречалось новое слово «Магнитка»; он смотрел, как строят комсомольцы свою домну и как растет город на вчера еще пустой степи.
Это он готовился писать песню для фильма Иориса Ивенса.
Помню вечер в «Новомосковской гостинице». В окна были видны замороженная Москва-река и огни Кремля. Эйслер ходил по комнате, шарахаясь от раззолоченных гнутых кресел. Он был возбужден: полчаса тому назад песня была кончена. Штаны широкими складками падали к каблукам. Он сел за пианино и запел, ломая русский язык, невероятно унылым и звонким голосом:
Ураль, Ураль,
Железнайа руда!
Ураль, Ураль,
Атач-гора крута,
Но партийя сказала
Дать тшугуна, дуть тшугуна.
— Эйслер, — говорю, — опять твоя боевая песня написана в миноре?
— Правильно. Минор многозначительнее. «Коминтерн» тоже в миноре, но разве он грустен, разве в нем убывает сила от такого минора? Он только грознее.
Колотит подошва педаль. Бьет пятерня клавиши. Хрипит голос, всхлипывая на вздохах:
И комсомоль отвэтиль:
«Домна сашшена».
В такт ногам и рукам Эйслер остервенело мотает головой, требуя, чтобы все подтягивали. И вместе с ним, единым хором, пугая администрацию гостиницы, поем мы заключительные строки:
С прорывами и гадами
Дрались мы бригадами,
Строили,
Выстроили
Ма-а
гнито-
строй!"
(Третьяков С.М. Люди одного костра: Литературные портреты. М.: ГИХЛ, 1936. С. 119-120).
|